После 50 лет брака сбежал из дома, оставив записку: последние дни жизни Льва Толстого

Имя этого писателя вписано в недры отечественной литературы, а его “Войну и мир” не только читают в России и других странах, но и экранизируют. Лев Толстой носил в народе звание второго (после Николая II) царя. Он был известным писателем, и эту свою известность прекрасно понимал. При всем этом свои последние дни Лев Толстой мечтал встретить в монастыре, где было можно побыть… в тишине. Однако последний приют он нашел на небольшой железнодорожной станции в горячке и беспамятстве.

Выбор на всю жизнь

Софье Андреевне было восемнадцать лет, когда Толстой взял ее в жены. Он сам на тот момент был на десять лет старше. За время брака супруга беременела не один раз, на свет родила тринадцать детей. И конечно, как знают сегодняшние школьники из страниц биографии писателя, Софья Андреевна всегда оставалась верной помощницей: разбирала черновики с его непонятным почерком, переписывала рукописи, чтобы отдать их в издательство. Так если это была любовь на всю жизнь, почему писатель хотел сбежать?

Чаша терпения

Свою супругу Софью Андреевну автор любил, но порядком от нее подустал. Однажды он оставил ей прощальную записку, приведшую ее в ужас: “Мой отъезд тебя огорчит. Но иначе я не могу”. От горя любимая жена хотела даже броситься в местный пруд, но вовремя подоспели помощники. Почему муж, с которым прожито вместе полвека, решился на такое предательство?

Впрочем, стоит взглянуть на другую сторону истории. Софья Андреевна в последние годы страдала истерическими припадками, изводя мужа подозрительностью и демонстративными попыт­ками свести счеты с жизнью. Однажды Толстой застал ее, роющейся в его бумагах и решил, что чаша переполнена. На следующее он утро проснулся раньше обычного: в его голове уже зрел план. Жалко было дочь Александру – именно ей “заботливый” отец и признался в замысле.

Побег из рая

Куда страшнее было разбудить супругу. Толстой на цыпочках прошагал к двери, решив взять с собой са­мое необходимое: немного провизии, плед и пальто. А вот паспорт оставил дома.

Он покинул дом рано утром – а именно 28 октября в пять часов. Вообще, цифру 28 он любил, она часто “преследовала” его по жизни. Это число фигурирует и в его дате рождения, и в дате рождения его сына.

Дойдя до станции Щекино, Лев Николаевич решился написать супруге записку. Он до послед­него не знал, куда именно поедет, но потом вдруг вспомнил: в Оп­тину пустынь! Семейного врача Душана Маковицкого он взял с собой.

Доктор не зря переживал за писателя: зачем он поехал третьим классом в переполненном вагоне? Устав в дороге от давки и папиросного дыма, Толстой не выдержал и вы­шел на площадку вагона. Здесь было просторно, но зябко. Душан Петрович за­беспокоился: лишь бы его барин не простудился.

Изумительно живучий

В начале XX века 80-лет­ний человек считался долгожителем. К таковым можно было причислить и Льва Николаевича. Глядя на него, многие восторгались: мяса не ест, алкоголь не употребляет, да еще и гимнастикой занима­ется.

Но правильный образ жизни был следствием се­рьезных проблем со здоро­вьем. Еще будучи молодым, автор получал тревожные комментарии от врачей. В его выписке из армейского госпиталя можно найти це­лый букет болезней - рев­матизм, одышка, учащенное сердцебиение, запоры.

Позже писателя мучили и другие болезни, а сам он считал, что у него сифилис и туберкулез. Толстой был мнительным человеком. Но больше всего испытывал страх перед зубной болью, которая не оставляла его в процессе создания “Войны и мира”. Писатель отказался от мяса, предпочитал протертые супы-пюре, о сигарах забыл.

Накануне 80-летия писателя “прихватили” очередные болячки. Он страдал от желчнокаменной болезни, тромбофлебита, сердечной недостаточности. Родные готовились к худшему, а сам Лев Николаевич поторопился с завещанием. Но, к большому счастью и удивлению, выздоровел.

Вспоминая о вере

В свое последнее путеше­ствие Лев Николаевич от­правлялся в относительном здравии. Однако поездка на площадке вагона вскоре дала о себе знать. Он про­студился, но еще некоторое время игнорировал сим­птомы. К тому же были дела поважнее.

В Оптину пустынь Толстой отправлялся, чтобы встретиться с православными старцами. Сам он уже много лет как был отлучен от церкви. Долгое время соблюдал по­сты и посещал богослуже­ния, но с конца 1870-х участие в церковной жизни пре­кратил. Разочаровавшись в вере, Лев Николаевич по­зволил себе ряд весьма сме­лых публикаций, из-за чего Священный синод объявил писателя вне лона церкви...

Спустя годы Толстой вновь потянулся к вере. Быть может, пересмотрел свои взгляды? В Оптиной пустыни он хотел увидеться со старцем Варсонофием, но тот то ли болел, то ли от­сутствовал. Ждать Лев Николаевич не при­вык, а потому отправился к своей сестре-монахине в Шамордино.

Бегство продолжается

Мария Николаевна встре­тила брата с распростер­тыми объятиями. Наконец он мог рассказать обо всем, что наболело! Делился меч­тами, твердил, что хочет по­жить в монастырском ските, вновь познать Бога. Призна­вался, как нестерпимо устал от внимания. Даже теперь, сбежав ото всех, был вынуж­ден терпеть назойли­вых поклонников… Напоив брата чаем с ва­реньем, Мария Николаевна уложила его спать. На сле­дующий день он должен был отправиться на испо­ведь к старцу.

На рассвете в Шамордино прибыла дочь писа­теля Александра. Она рас­сказала, что мать в курсе происходящего и уже от­правилась на поиски мужа. И убедила отца как можно скорее бежать, поскольку даже представить не могла, что произойдет, если мать все же найдет отца.

Покаяния не произошло

Лев Николаевич надумал отправиться на Кавказ. Однако Александра заме­тила, что у отца жар. Темпе­ратура все поднималась, он начал бредить. Пришлось сойти на ближайшей стан­ции Астапово.

Начальник станции разме­стил Толстого у себя в доме. Прибывшие врачи диагностировали у писателя воспаление легких. Шесть докторов суетились вокруг постели больного, но с каж­дым днем ему становилось только хуже...

Новость о больном писателе быстро разлетелась по стране. В домик началь­ника станции стекались телеграммы со всей России, приезжали чиновники и по­читатели творчества Льва Николаевича. Прибыла и его супруга, но к мужу ее пустили только в последний момент, когда тот уже был в беспамятстве. Боялись, что один только ее вид ускорит уход несчастного.

В мечтах о спокойствии

За дверями ожидал и ста­рец Варсонофий, который хотел причастить больного на смертном одре, однако родные не позволили войти к нему в комнату. Дочь пом­нила, как много лет назад отец завещал: “Когда буду умирать, не пускайте ко мне священника и не позво­ляйте совершать надо мной никаких таинств”. С тех пор много воды утекло, но Толстой так и не признался родственникам в том, что его вера осталась сильна.

Он отошел в мир иной без покаяния, в котором так нуждался. Пока еще мог говорить, на вопрос, чего бы хотелось, честно ответил, что хотел бы спокойствия – чтобы никто не надо­едал. Кстати, время ухода писателя и сегодня показывают часы на станции, названной в его честь.